Шагнул за порог, огляделся. Олег оказался в большой темной комнате, освещенной лишь светом, попадавшим снаружи сквозь окошки под потолком. А так как снаружи была ночь, света проникало немного. В основном от электрического фонаря, так кстати притулившегося неподалеку.

Олег постоял, давая время глазам привыкнуть. Потом осторожно двинулся вперед. Сначала хотел найти еще одну лестницу, чтобы она вывела его к дверям наружу, но потом передумал. Помещение напоминало столярно-плотницкую мастерскую, где еще время от времени и слесарят.Здесь пахло досками, стружками, клеем и железом. Возле дальней стены с окнами стоял широкий и длинный верстак. На полу громоздились какие-то ящики, наполненные стружками.

На верстак – и в окно, подумал он, прикинув размеры окошек под потолком. Как раз пролезу. Потом бутылки вниз швырну. Хорошо должно гореть. Ну, суки, попомните вы Олега Дерюгина.

Едва слышно скрипнула дверь (ага, не все смазаны, не все…), полоса электрического света упала сверху, с высоты четырех ступенек. Вот и выход наружу нашелся, успел подумать Олег.

– Олежек, – произнес голос, в котором от прежнего нежного голоса Богданы почти ничего не осталось. Хотя того, что осталось, вполне хватило, чтобы он узнал говорящую. Узнавание дополнялось знакомым – невысоким и ладным – силуэтом в проеме дверей. Невысоким и ладным, да. В другое время можно было и повестись. Запросто. Те же длинные стройные ноги, тот же рост и та же осанка. Даже прическа – стильное, слегка небрежное каре – та же.

Богдана сбежала по ступеням, захлопнув за собой дверь. Теперь, в темноте, слабо разбавленной светом от уличного фонаря, Олег отчетливо видел, что ее глаза светятся красным.

– Не подходи! – предупредил он, отступая на шаг.

– А то что? – она обнажила клыки в ухмылке.

Он поднял правую руку, щелкнул зажигалкой. Маленький газовый кажущийся таким безобидным огонек послушно вспыхнул.

– Ого, – Богдана засмеялась. В этом смехе было мало человеческого. Да что там мало – уже ничего. – Типа вооружен и очень опасен?

– Не подходи, – еще шаг назад.

– А ведь ты боишься, – сказала вампирша вкрадчиво. – И правильно делаешь, дружок. Потому что твое время вышло и…

Не договорив, она прыгнула вперед. Между ними было метров восемь, и большую часть этого расстояния Богдана преодолела одним прыжком. Но даже ей потребовалось на это время. Которого как раз хватило, чтобы поджечь пропитанный уайт-спиритом импровизированный фитиль и с силой швырнуть бутылку на пол – туда, где Богдана после прыжка коснулась пола. Бетонного, без покрытия, пола.

Бутылка разбилась. Уайт-спирит вспыхнул, пламя радостно рвануло вверх.

– А-ааа!!! Су-уууу-ка-ааа!!!– бешеный крик горящей вампирши резанул по ушам и нервам.

Он вскочил на верстак, выхватил из сумки вторую бутылку, поджег фитиль. Та, кто когда-то была Богданой Король, отчаянно каталась по полу, пытаясь сбить с себя пламя.

– Сдохни! – он швырнул вниз вторую бутылку, которая тут же разбилась и залила жидким огнем все вокруг. Затем схватил с верстака какую-то доску и разбил окно. В полуподвал с улицы ворвался свежий воздух – желанная пища для ненасытного пламени. Не обращая внимания на глубокие порезы, которые оставили на его правом плече и левом бедре осколки стекла, не выпавшие из рамы, он протиснулся сквозь окошко и вскочил на ноги. В мастерской полыхал огонь и раздавались бешеные крики вампирши. Казалось, еще немного, и они разбудят половину города.

Медлить было нельзя. Он присел и сквозь окно забросил внутрь, в огонь, пакет с оставшимися бутылками и, прихрамывая, побежал за угол. Главное, – уйти от этого места, как можно дальше. Все остальное – потом…

– Подведем итоги, – произнес Сыскарь. – Вы предлагаете мне и моему товарищу работу. Нет, не так. Вы предлагаете службу. Службу вам. За это обещаете деньги и власть. Правильно?

– Большие деньги, – поправил Павел Андреевич. – Очень большие. И не просто власть, а свободу от любых юридических законов и установлений. И не только юридических. Поверьте, обеспечить это в моих силах.

– Не сомневаюсь, – сказал Сыскарь. – Человек, живущий на свете столько, сколько прожили вы, наверняка изобрел массу способов достижения упомянутой свободы.

– Именно, – подтвердил Кожевников.

– И от совести освободите? – полюбопытствовал Симай. – А то ведь, чует мое цыганское сердце, на службе у вас эта штука явно лишней будет.

– После первой сотни лет жизни ваша совесть станет совершенно другой, – сказал Павел Андреевич. – Гибкой и удобной. Поверьте.

– Так вы нам и бессмертие обещаете?! – воскликнул Сыскарь.

– Если заслужите.

– Ого. Симай, друг, ты слышал?

– Обеими ушами.

– Что скажешь?

– Заманчиво, чего там. Ты же знаешь, я кэдро мулеса, живу быстро, умру молодым. А тут такое предложение!

– Могу сообщить, что по микроскопической дозе вечджива крави я вам уже влил, пока вы были без сознания, – сказал Павел Андреевич. – Вы же заметили прилив сил? И голова не болит, да? Хотя каждый из вас получил по ней хороший крепкий удар. Других бы до сих пор шатало, а вы как новенькие. Кроме всего прочего это прибавит вам лет жизни. Не кардинально, но прибавит. И здоровья, разумеется.

– О как! – воскликнул Симай.

– Это за что же такой подарок? – спросил Сыскарь.

– Жест доброй воли. Считайте это авансом.

Мягко стелет, да жестко спать, подумал Сыскарь.

С самого начала ему все было ясно. Этот человек (если, конечно, данное существо еще можно было называть человеком) обещал фантастические перспективы и чуть ли не вечную жизнь не потому, что так высоко ценил его и Симая способности. А потому, что эти способности были нужны ему здесь и сейчас. Возможно, еще и потом на протяжении нескольких лет. Но это все. Морковка бессмертия так и будет висеть перед носами двух ослов и никогда не станет доступной. А потом их тихо и незаметно уберут. Как убрали сотни и сотни тех, кто служил Кожевникову на протяжении всех этих трех тысяч лет. Кто уберет? Да вампиры же, кто еще. Непримиримые, которым всегда нужна свежая человеческая кровь.

Нет, оно, конечно, можно мечтать, что все повернется иначе, и на этот раз Павел Андреевич Кожевников и впрямь сдержит свое обещание и дарует им с Симаем шанс на бессмертие. За беспорочную